(no subject)
Mar. 4th, 2002 11:34 pmБелое вино, роскошь подтекстов и сразу через шестнадцать мыслей, - вот как мы умеем брать барьеры.
О барьерах: как же я хочу на бега.
К. считалась как бы моей подругой. Приблизительно. На самом деле в маленьком вшивом городишке нам обеим было просто некуда деться и знакомству мы были рады. Правда, мы были рады, что есть кому позвонить, забежать на чай, прийти на тортик. Муж ее был одарен и абсолютно бесполезен в хозяйстве. Заработав раз в жизни какие-то невероятные деньжищи, он несколько лет жил этим воспоминанием. Деньги куда-то подевались и они жили на Катину учительскую зарплату. Потом были запои, потом я подгоняла "жигуленка" к кривым домишкам и Катя на себе вытаскивала оттуда супруга, весившего вдвое больше, чем она. Потом мы уехали и мне передавали его слова: "Дура! Авантюристка! У нее ничего не выйдет, только угробит семью!" - это была зависть, зависть перла из него по пустячному поводу: новая машина соседа, чья-то удачная работа, любая самая ничтожная удачка или случившееся у ближнего (или дальнего) счастьице. Это не порок даже, а что-то вроде цвета глаз.
Он бросил пить и ему начало везти. Это не везенье даже, просто перестала западать некая клавиша и он занялся тем, что ему нравилось и всегда увлекало. Открыл фирму, потом еще одну, одновременно руководил большим проектом в одном концерне; появлялся у нас с тортиками и демонстрировал игрушки: новые машины, видеокамеры, пистолет, ноутбуки и наладонники; небрежно говорил о гигантских откатах, рассказывал о проекте своего дома, сыпал именами и должностями и все вглядывался в наши лица. Мне все время хотелось его поправить: эту сцену надо ставить совсем не так, желаемая реакция вызывается совсем не так.
Он все время ждет, когда я обращусь к нему с просьбой. Он уже отрепетировал, пережил наслаждение, с которым откажет мне.
Муж немного жалеет его и говорит, чтобы я попросила у него сто крон. Хотя бы из жалости. "Ты же видишь - человек мучается. Ну что тебе стоит. Ему приятно будет, а нам смешно." - "Не-а, - говорю, - такой кайф хочется длить и длить".
О барьерах: как же я хочу на бега.
К. считалась как бы моей подругой. Приблизительно. На самом деле в маленьком вшивом городишке нам обеим было просто некуда деться и знакомству мы были рады. Правда, мы были рады, что есть кому позвонить, забежать на чай, прийти на тортик. Муж ее был одарен и абсолютно бесполезен в хозяйстве. Заработав раз в жизни какие-то невероятные деньжищи, он несколько лет жил этим воспоминанием. Деньги куда-то подевались и они жили на Катину учительскую зарплату. Потом были запои, потом я подгоняла "жигуленка" к кривым домишкам и Катя на себе вытаскивала оттуда супруга, весившего вдвое больше, чем она. Потом мы уехали и мне передавали его слова: "Дура! Авантюристка! У нее ничего не выйдет, только угробит семью!" - это была зависть, зависть перла из него по пустячному поводу: новая машина соседа, чья-то удачная работа, любая самая ничтожная удачка или случившееся у ближнего (или дальнего) счастьице. Это не порок даже, а что-то вроде цвета глаз.
Он бросил пить и ему начало везти. Это не везенье даже, просто перестала западать некая клавиша и он занялся тем, что ему нравилось и всегда увлекало. Открыл фирму, потом еще одну, одновременно руководил большим проектом в одном концерне; появлялся у нас с тортиками и демонстрировал игрушки: новые машины, видеокамеры, пистолет, ноутбуки и наладонники; небрежно говорил о гигантских откатах, рассказывал о проекте своего дома, сыпал именами и должностями и все вглядывался в наши лица. Мне все время хотелось его поправить: эту сцену надо ставить совсем не так, желаемая реакция вызывается совсем не так.
Он все время ждет, когда я обращусь к нему с просьбой. Он уже отрепетировал, пережил наслаждение, с которым откажет мне.
Муж немного жалеет его и говорит, чтобы я попросила у него сто крон. Хотя бы из жалости. "Ты же видишь - человек мучается. Ну что тебе стоит. Ему приятно будет, а нам смешно." - "Не-а, - говорю, - такой кайф хочется длить и длить".